мне в телефонной книжке номеру и сообщил какому-то человеку, которого я никогда за всю жизнь не видел в глаза, что не могу встретиться с ним, потому что я без штанов. Он ответил мне, что я ошибся номером. А мать все время прислушивалась к нашему разговору и так как я знал, что она знает, потому что я чувствовал, что она знает, а она знала, что я знаю, что она знает… Словом, это было отвратительно.

– Ну, а как с девушкой?

– Она отказала мне. Должно-быть, она ждала меня в церкви от одиннадцати до половина второго, и это ей, наконец, надоело. Когда я пришел к ним вечером в гости, она не вышла ко мне, а вместо этого передала письмо, в котором она заявляла, что, по ее мнению, все вышло к лучшему, ибо, подумав обстоятельно, она пришла к заключению, что ошиблась. Далее там было что-то относительно того, что я не так динамичен, как она думала. В заключение писала, что ей хотелось бы иметь мужа вроде Ланселота или сэра Гелехода, и просила меня поставить на этом деле крест.

– А ты ничего не сказал ей про брюки?

– Сказал, но это только ухудшило положение. Она заявила, что может простить человеку все, только не то, что он смешон.

– По-видимому, дело кончено, – сентенциозно произнес Сэм. – От девушки нельзя требовать большего.

– Я сам это чувствую, но это нисколько не изменяет того, что жизнь моя испорчена. Я превратился в женоненавистника. Подумай, в какую дьявольскую переделку я попал. Ведь все стихи, написанные мною до сих пор, воспевали женщин, а теперь мне придется обрабатывать этот сюжет с совершенно противоположной точки зрения. Женщины! Когда я подумаю о поведении моей матери и о том, как обошлась со мною Вильгельмина, я только изумляюсь, почему до сих пор не издано никакого закона против женщин. Сколько зла причинили женщины! Кто, например, предал Капитолий?..

– В Вашингтоне? – с удивлением спросил Сэм. Он ничего не слыхал об этом до сих пор, хотя, по правде сказать, в газетах он читал только отдел спорта.

– В Риме, идиот! В древнем Риме.

– Ах, так давно!

– Я цитирую стихи из «Сироты» Томаса Отвэя. Как бы я хотел писать такие стихи! Отвэй понимал, о чем говорил. «Кто предал Капитолий? Женщина! Кто погубил для мира Марка Антония? Женщина! Кто вызвал десятилетнюю войну и превратил древнюю Трою в груду пепла? Женщина! Проклятая, лукавая женщина-разрушительница».

– Да, конечно, до известной степени он, может быть, и прав, т. е. в отношении некоторых женщин, я хочу сказать. Но та девушка, которую я встретил сейчас…

– Замолчи! – воскликнул Юстес. – Если ты хочешь сказать о женщине что-нибудь ядовитое, уничтожающее, говори, и я жадно буду слушать тебя. Но если ты хочешь просто распространяться насчет смазливой рожицы какой-нибудь девчонки, в которую ты втюрился по глупости, то ступай рассказывать об этом капитану или корабельному коту, или Мидгли. Постарайся понять, что я переживаю мучительную минуту. Я превратился в развалину, я изнемог, я человек без будущего. Зачем мне жизнь? Любовь? Я никогда не буду больше любить. Работа? У меня нет работы. Вот разве запить.

– Кстати, – сказал Сэм, – надеюсь, что они откроют бар, как только мы отойдем от берега на три мили в открытое морс. Ты, наверно, не прочь раздавить по маленькой?

Юстес мрачно покачал головою.

– Неужели ты воображаешь, что я стану проводить время на море в пьянстве и обжорстве? Как только пароход отойдет от пристани, я залягу в постель и больше не встану. Собственно говоря, я думаю, что благоразумнее всего завалиться сейчас же. Пожалуйста, если тебе хочется идти на палубу, не стесняйся.

– Мне начинает казаться – проговорил Сэм, – что я немного ошибся, вообразив, что ты сыграешь для меня в этом путешествии роль солнечного луча.

– Солнечного луча? – повторил Юстес, вытаскивая из чемодана пижаму цвета мов. – Не солнечного луча, а вулкана!

Сэм вышел из каюты и направился к лестнице. Ему хотелось пробраться на палубу и удостовериться, нет ли там девушки. Как раз в это время происходило отделение козлищ от агнцев: пассажиры остались на палубе, а их друзья возвращались на берег. Легкое дрожание обшивки судна возвестило Сэму, что разделение, по-видимому, уже кончилось. Пароход начал двигаться. Сэм бросился вверх по лестнице. На палубе она или нет? Ближайшие минуты должны были дать ему на это ответ. Он поднялся по лестнице и вышел на залитую народом палубу. В этом момент раздался чей-то отчаянный крик, покрытый шумом голосов толпы. Сэм увидел, что черная масса людей, перегнувшись через перила, смотрит на воду.

Самюэль Марлоу был не из тех людей, которые проходят мимо какого-нибудь инцидента. Если на улице падала лошадь, он непременно вмешивался в толпу. Как бы он ни был занят, у него всегда находилась минутка, чтобы остановиться и посмотреть на пустое окно, на котором был наклеен билетик: «Следи за этим местом». Словом, он принадлежал почтенному цеху зевак, и поэтому кинуться к перилам и оттолкнуть в сторону какого-то толстяка в дорожной фуражке было для него делом одного мгновения. Таким образом, он сразу же увидел, что произошло, а через секунду уже сам висел на перилах.

В воде барахтался какой-то человек, верхняя половина которого, высовывавшаяся из воды, была облечена в синюю материю. На голове y него был котелок, и он от времени до времени отрывался на секунду от борьбы с водной стихией, чтобы поправить на голове шляпу.

Марлоу едва успел налюбоваться этим зрелищем, как вдруг заметил на палубе пленившую его девушку. Она стояла в нескольких шагах от него и, перегнувшись через перила, смотрела широко раскрытыми глазами на то, что происходило в воде.

Взглянув на девушку, Сэм мгновенно понял, что ему представляется случай произвести на нее самое потрясающее впечатление. Что подумает она о человеке, который, не заботясь о собственной жизни, бросится в воду спасать другого? «Среди присутствовавших есть несомненно мужчины, которые смело могли бы сделать это» – подумал он, готовясь переменить свою позицию на более безопасную.

Как-раз в этот момент толстяк в дорожной кепке, которого Сэм оттолкнул в сторону, прыгнул в воду. Оказалось, что он отступил только для того, чтобы взять разбег. Прыгая в воду, он вывел Сэма из состояния равновесия; молодой человек на одно мгновение повис между небом и водою, а затем, перелетев через борт, устремился на соединение с синим пиджаком, который в это время как раз обнаружил, что шляпа его слезла на бок и остановился, чтобы водрузить ее на место.

§ 3

За тот короткий промежуток